Главная > Тексты > Благовещенский Н.А. Об использовании толкования сновидений аналитика для исследования контрпереноса.

Благовещенский Н.А. Об использовании толкования сновидений аналитика для исследования контрпереноса.

Тот факт, что психоаналитику, так же как и пациенту свойственно видеть сны, не является тайной – перефразируя Теренция , можно сказать - он человек, и ничто человеческое ему не чуждо. Естественно предположить, что если в сновидении анализанта, при сформировавшемся рабочем альянсе всегда можно всмотревшись разглядеть фигуру аналитика и отражение реакций переноса, то в сновидениях аналитика предопределено, в более или менее явном виде, присутствие пациента и, соответственно, контрпереноса. Я ограничусь рассмотрением лишь тех случаев, когда в манифестном содержании сновидения аналитика пациент присутствует явно. На мой взгляд истолкование таких сновидений позволяет психоаналитику лучше понять свои контрпереносные реакции и получить дополнительный ценный материал о пациенте.
Впервые сновидение аналитика, в котором действующим лицом является пациент, описано Фрейдом в «Толковании сновидений» - это классический «Сон об инъекции Ирме». (Фрейд, З. Толкование сновидений. Ереван, 1991, стр. 88 - 89.) Напомню, что знаменитая монография была закончена на исходе девятнадцатого века, в то время, как термин «контрперенос» первый раз появляется в докладе «Что ждет в будущем психоаналитическую терапию?», прочитанном Фрейдом на 2-ом Международном психоаналитическом конгрессе, состоявшемся в Нюрнберге в 1910-ом году: «мы обратили свое внимание на “встречное” перенесение (Gegenobertragung), появляющееся у врача, благодаря влиянию пациента на бессознательные чувства врача”. (Фрейд, З. Что ждет в будущем психоаналитическую терапию? Методика и техника психоанализа. Психологическая и психоаналитическая библиотека. Вып. 4. Москва, Петербург, 1923, стр. 38.) К этому следует добавить, что основатель психоанлиза до конца жизни придерживался убеждения, что контрперенос является только лишь помехой в лечении, от которой следует всеми силами избавляться, в частности, путем прохождения практикующими терапевтами персонального анализа с периодичностью в пять лет, о чем он писал в работе “Анализ конечный и бесконечный” в 1937-ом. (Фрейд, З. Конечный и бесконечный анализ. В кн. “Конечный и бесконечный анализ” Зигмунда Фрейда. Москва, 1998, стр. 55.)В связи с вышесказанным, Фрейд не мог обратить внимание на перспективы использования сновидения аналитика для анализа контрпереноса в целях лучшего понимания пациента и не рассматривал сновидение об Ирме с точки зрения возможности получения информации о самой Ирме.
Современный взгляд на контрперенос начал формироваться в рамках теории объектных отношений под влиянием работ Паолы Хайманн и Генриха Ракера, начиная с середины теперь уже прошлого века. Хайманн, опираясь на теорию Мелани Кляйн, связала контрперенос со способностью аналитика к эмпатии, определяемую процессами интроективной и проективной идентификации. В докладе на Международном психоаналитическом конгрессе, проходившем в Цюрихе в 1950-ом году, она утверждала, что “контрперенос аналитика является инструментом исследования бессознательного пациента … является не только неотъемлемой частью аналитических отношений, но созданием пациента. Эта часть личности пациента”. (Heimann, P. On countertransference. Int. J. Psychoanal, 1950, pp. 81 – 83.) При этом Хайманн отмечала важность того, что аналитик, в отличии от анализанта, не отреагирует возникшие у него чувства, не переводит чувства в действия. Его контртрансферные чувства должны подчиняться требованиям анализа.
Генрих Ракер, в рамках теории Кляйн и ее школы, ввел понятия конкордантного и комплементарного контрпереноса в соответствии с формами интроективной идентификации и описал их в работе 1957 –го года «Осознание и использование контрпереноса» (Racker, H. The mainings and uses of countertransferense. Psychoanal. Q., 1957, pp. 303 – 357.) При конкордантном контрпереносе аналитик, по представлениям Ракера, идентифицируется с соответствующей частью ментального аппарата апализанта: Ид с Ид, Эго с Эго, Супер-Эго с Супер-Эго. Аналитик, следовательно, испытывает те же переживания и таким же образом, как и анализант. Так, если пациент ощущает беспокойство, тревогу, то аналитик тоже тревожится, если пациенту весело, то весело и аналитику. Термин «комплементарный контрперенос» описывает идентификацию аналитика с инфантильными внешними объектами пациента. В то время как пациент в переносе испытывает к аналитику чувства, которые он испытывал к родительским образам в детстве, аналитик испытывает чувства, которые, по представлениям пациента, родители питали к нему. Например, аналитик испытывает желание контролировать пациента, когда пациент ведет себя деструктивно, так как именно против этого желания, приписываемого родителям, боролся пациент в детстве.

* * *

Возможно, что многие аналитики, даже осознавая свои переживания, направленные на пациента, свои чувства к нему, иногда испытывали, подобно мне, затруднения в определении источников этих переживаний и в дифференциации своего переноса на пациента и конкордантной и комплементарной форм контрпереноса. Одним из приемов, помогающих разрешить эту проблему, является самоанализ собственных сновидений, и ниже я привожу пример такого самоанализа.
Пациент В., студент 18-ти лет. Жалобы на апатию, навязчивые ипохондрические идеи, затруднения, связанные с приобретением первого сексуального опыта, так как он сомневается в собственной потентности. В. преследует и тревожит фантазия, что девушка увидит его недостаточно эрегированный пенис. После пяти месяцев терапии с частотой одна встреча в неделю В. не боится, заниматься со своей девушкой петингом лежа с ней обнаженным в постели. Однако, он не может решиться совершить коитус, так как опасается, что у него недостанет упругости пениса для осуществления дефлорации. Это, по его утверждению, психологически для него очень важно, чтобы подтвердить свою зрелость и мужественность. Одновременно в анализе возникает тема гомосексуальности. На 23-й сессии В. рассказывает, что его друг, тоже студент, признается ему в том, что является бисексуалом, имел сексуальные контакты с мужчинами и испытывал от них большое удовольствие. В. говорит, что завидует другу, что тот кажется ему более успешным, “пронырливым”, что у него, хотя они ровесники, был уже опыт секса с женщинами, что он сделал уже научные публикации, а сам В. неудачник и невротик и не может ни на что решиться. На 26-ой сессии происходит следующий диалог:
В: На днях я был у друга в гостях и остался ночевать, было уже поздно ехать домой…Мы легли в одной комнате… Мне было как-то не по себе…
НБ: Не по себе?
В: Да… Вы помните, я вам рассказывал… Ему нравится заниматься сексом с парнями… И вот я подумал, что он…
НБ: Подумали, что он может начать к вам приставать?
В: (быстро) Нет, но…Когда мы погасили свет… Я лежал в темноте… Мне было не заснуть… Было душно… Я лежал в темноте… Ну, в общем, я представил, что я его… это самое… в попу и одновременно тереблю его член…
НБ: Это самое?
В: Да, ну трахаю…Мне было приятно, я чувствовал возбуждение…Но одновременно было противно… Я злился…
НБ: На кого?
В: На него, на себя… Он как будто использовал меня…
НБ: Каким образом?
В: …Ну, понимаете… Я, конечно, понимаю, что это мои фантазии … Но я думал, что ему это было бы приятно вдвойне, что я его…и трахаю, и член ему ласкаю…Он, как бы, и тут меня обошел… Я думаю, почему ему все удается, почему он всем так нравится?…
НБ: Он всем нравится больше, чем вы?
.В: (раздраженно) Да, конечно, чем я, чем кто же еще… Я думаю, он вам бы тоже больше понравился…
На этом сессия закончилась, и я предложил продолжить разговор в следующий раз.
Во время сессии и после нее я чувствовал смущение. Я понимал, что в словах В. содержалась провокация, некая неосознанная попытка моего соблазнения. Работа с В. всегда доставляла мне удовольствие. Я испытывал к нему симпатию, сознавая, что эта симпатия – проявление моих гомосексуальных импульсов, но во время сессии я почувствовал, что мой интерес к В. усилился. Мне было очевидно, что усиление интереса и симпатии к пациенту явилось моим контрпереносом в ответ на его гомосексуальный перенос, связанный с негативным эдиповым комплексом. Но для меня оставалось не ясным, с чем же я , если воспользоваться идеями Ракера, идентифицируюсь: с актуализировавшимися инфантильными влечениями В. - с его Ид, или с его интроектами отцовского образа, то есть является ли мой контрперенос конкордантным или комплементарным. В зависимости от этого, можно было бы интерпретировать перенос пациента либо как активное, либо как пассивное латентное гомосексуальное влечение, и, в соответствии с интерпретацией, планировать стратегию дальнейшей терапии. В тот же день обратиться к супервизору я не смог, а ночью мне приснился сон:

Я вместе с В. спускаюсь в темное подземелье, бомбоубежище, вроде тех, что сохранились во дворах в центральной части Петербурга, но это подземелье, кажется, за городом. Мы делаем это скрытно, как нечто запретное. В подземельи полумрак, блеклый свет доходит только через вентиляционную шахту. Мы бродим по лабиринту из коридоров и перегородок. Внезапно непонятно откуда появляются преследователи – каккие-то хулиганы. Они нападают на нас и начинают избивать. Я вырываюсь и убегаю, поднявшись по вентиляции и просыпаюсь, испытывая чувство вины за то, что бросил В. на произвол нападавших.

Первоначально после пробуждения в моем сознании всплыли какие-то образы, связанные с мифом о Критском лабиринте, Тезее и Минотавре. Мне пришло в голову, что я не смог победить Минотавра и вывести из лабиринта его жертву. Я связываю эти мысли со своими сомнениями и тревогой по поводу успешности дальнейшей работы с В. Раздумывая над сновиденьем, я вспомнил, что будучи школьником бывало играл во дворе школы, куда выходила шахта бомбоубежища, и проявлял к этому бомбоубежищу любопытство, испытывая желание в него залезть. Это навело на мысль о моей регрессии в сновидении, об идентификации с пубертатными переживаниями пациента. О высокой степени идентификации свидетельствует совместное нахождение в лабиринте, в замкнутом пространстве, символизирующем материнское лоно – мы с В., как будто, становимся братьями-близнецами, я представляю себя его двойником, alter-Ego. Затем мне пришло в голову, что спуск под землю – это спуск в глубины Бессознательного, куда я сопровождаю В., исследование темных и сокрытых влечений. Здесь мне вспомнилась метафора Фрейда об аналогии между психоанализом и работой археолога. Все эти соображения и сам факт сновидения, в котором присутствовал пациент, привели меня к мысли, что столь глубокая интроективная идентификация позволит мне разобраться в его проблемах. Я подумал, что в сновидении я выступил в роли старшего, проводника по лабиринту Бессознательного, от которого В. ожидает поддержки и защиты, а то, что во сне я не справился со своей ролью, является предостережением от излишней самонадеянности.
Дальнейшая работа над сновидением заставила меня вспомнить рассказ пациента о том, что его отец оставил семью, когда ему было около 12-ти лет. Естественно, что я связал поступок отца и свой поступок в сновидении – то, что я бросаю В. перед лицом опасности, предаю его. Я предположил, что хулиганы из сновидения – это инстинктивные импульсы, связанные с началом пубертата, которые тревожили и пугали В., и с которыми он остался один на один, без отцовской поддержки и защиты. Травма потери объекта – отца, столь необходимого мальчику для разрешения идентификационных конфликтов подросткового возраста и обретения мужской идентичности, актуализировала эдипальные переживания, в том числе, связанные с негативным эдиповым комплексом. В бессознательных фантазиях В. завоевывал любовь отца, мазохистически подчиняясь и отдаваясь ему. Отец же бросил его, испугавшись тех инстинктивных влечений, которые пугали и самого В. Аналогичного предательства В. опасался и с моей стороны, и эти его опасения нашли отрожение в моем сновидении.
Итак, у меня появилась рабочая гипотеза, что в сновидении, идентифицировавшись с пациентом, я одновременно стал отцом мальчика-подростка В., как он его воспринимал в том возрасте. Он интроецировал этот образ, бывший его внешним объектом, и теперь в переносе проецирует этот объект на меня. Я идентифицировался с этим объектом, то есть произошла комплементарная интроективная идентификация с объектом переноса пациента. Эта гипотеза требовала проверки и на очередной сессии произошел следующий диалог:
НБ: В прошлый раз вы сказали, что ваш друг понравился бы мне больше, чем вы…
В: Да... Он всем нравится…
НБ: Чем он лучше вас?
В: Он не лучше, он пронырлевей…
НБ: Он бы мне понравился своей пронырливостью?
В: Нет… Не знаю чем… Он уверен в себе, никого не боится… Хотя, вообще-то, он трусливее меня… Но вот он рассказывал мне о своих похождениях с парнями… Я думаю, он бы и вас не испугался… И вам смог бы об этом рассказать…
НБ: Вы мне о чем-то боитесь рассказать?
В: Нет… То есть, да… Иногда я представляю, как вы несете меня на руках на кушетку и укладываете…
НБ: (после паузы) И что дальше?
В: Дальше ничего… Дальше я ничего не представляю… Мне дальше представлять страшно… И страшно, и приятно… Мне приятно то, как вы внимательно слушаете… Мне хочется, чтобы вы заботились обо мне, проявляли внимание…
НБ: Как отец?
(Я испытываю к В. нежность, мне хочется погладить его по голове, приласкать. Я думаю, что такой реакции он ждал в детстве от отца, но не знаю, получал ли он ее.)
В: Да, я иногда представляю вас моим отцом. Как хорошо было бы, если бы вы были моим отцом…
НБ: Я бы вас любил и не бросил?
В: Мне бы этого хотелось…
(Я продолжаю думать о том, получал ли В. любовь, ласку и защиту от отца в детстве. Возможно, что нет, и его перенос и, соответственно, мой контрперенос могут быть анаклитическими. Я испытываю желание сказать ему что-нибудь доброе, чего он, возможно, ждет от меня и чего он безнадежно ожидал, будучи мальчиком.)
НБ: Я хочу сказать вам, что я вас люблю и не брошу.
В: Я думаю, что сейчас вы испытываете возбуждение… Мой друг, ну этот, про которого я вам рассказывал, как-то сказал, что ему приятно на меня смотреть, а я его спросил: “У тебя что, эрекция начинается?”, а он ответил: “Ну, в-общем, да”… Вы не обиделись? Молчите? Вы ведь сами говорили, что надо говорить все, что приходит в голову. Я думаю, что когда вы сказали, что я вам нравлюсь, то у вас началась эрекция… Почему вы молчите? Когда вы говорите, так спокойно и рассудительно, мне становится так хорошо, мне кажется, я бы мог слушать вас часами… И мне хочется хохотать, смеяться истерическим смехом, как женщина…
На этом время сессии закончилось. Я сообщил напоследок, что испытываю к В. благодарность и уважение. Благодарность за то, что он настолько мне доверяет, что может рассказывать о таких интимных вещах, а уважение за его мужество, так как откровенность требует мужества.
Анализируя эту сессию, я пришел к выводу, что мои предположения о пассивных гомосексуальных импульсах В. оказались, в основном, верными. Конечно, теоретически, любому пациенту-мужчине в свете учения о бисексуальности присущи такие импульсы. Вопрос заключается в том, когда в процессе терапии они проявятся, и в какой момент о них будет уместно сообщить пациенту, чтобы не нанести ему травму.
Фрейд в уже цитировавшемся выше доклале утверждал: “…мы заметили, что всякий психоаналитик успевает настолько, насколько допускают его собственные комплексы и внутренние сопротивления, и требуем поэтому, чтобы он начал свою деятельность с собственного анализа и беспрерывно его углублял в то время, как увеличивается его опыт с больными”.(Фрейд, З. Что ждет в будущем психоаналитическую терапию? Методика и техника психоанализа. Психологическая и психоаналитическая библиотека. Вып. 4. Москва, Петербург, 1923, стр. 38.) Следуя этой рекомендации, я прибег к самоанализу своего сновидения, который помог мне обратить собственное внимание, а затем внимание пациента не его реакции переноса. Это позволило открыть тему его отношений к отцу, латентного пассивного гомосексуального влечения и бессознательного чувства вины. В дальнейшем это привело к новым инсайтам и осознанию еще одного интрапсихического конфликта, являющегося причиной гнетущего пациента чувства собственной неполноценности.
В заключении хочется отметить, что рамки небольшого доклада определяют сужение темы до рассмотрения лишь сновидений аналитика, в которых в манифестном содержании пациент, объект контрпереноса присутствует явно, что бывает не так уж часто. В действительности, я полагаю, что в любом сновидении психоаналитика фигуры пациентов содержатся латентно, чтобы их обнаружить необходимо лишь желание и пристальное внимание к собственным сновидениям.