Главная > Соколов С.Е. От смысла жизни к смыслу в жизни

Соколов С.Е. От смысла жизни к смыслу в жизни

В 1882 г. Ф. Ницше произнес слова: «Бог умер» (8: 14). В метафорической форме он обозначил сложение нового социально­-психологического формата общественного устройства, что на наш взгляд, имеет непосредственное отношение к формированию современной культуры. Этот процесс можно рассматривать с многих позиций, однако, в рамках данной работы, нас будет интересовать только философско-психологический аспект формирования или обретения смысла жизни личностью данного сообщества и истоки ее агрессивности.
Психологическое содержание и субъективную основу данного понятия хорошо обозначил отечественный психолог Басин, определив смысл как значимое переживание (2).
Б. Хюбнер выделяет философское понятие смысла, наделяя его разными значениями. Он описывает «большой Смысл» как общеобязательное, неоспоримое, внешнее определение человеческой жизни, как нечто трансиндивидуальное, надличностное, воплощенное в общепринятых ценностях — истинах, определенных божественной или исторической волей (9: 30–32). Этот «большой Смысл» объединяет людей в сообщества, определяя общую канву смысла жизни, глобальных целей, мифологическое пространство. Этот «большой Смысл» на уровне личности задает основу социального существования индивида, формируя пространство разделенности и, тем самым, уменьшая напряжение от необходимости определять свой индивидуальный, уникальный, автономный маленький «смысл» или «смысл в жизни» как поиск значимых переживаний.
«Большой Смысл» успешно выполнял свои функции в «закрытых обществах» с устойчивой мифологией их организации, которая определяла форму ритуалов, основу социального взаимодействия и глобальные принципы социальной иерархии. Некая глобальная «Истина», будь то Бог, Коммунизм или иной «изм», определяли общий формат и систему координат, в рамках которой личности предлагалось реализовывать свою индивидуальность, искать или формировать «маленькие смыслы» в своей частной жизни. Например, римский папа Иоанн Павел II утверждал, что с распятием Христа всякое страдание приобрело смысл, придающий ему особую ценность, даже неудачи, невзгоды и трагедии отдельной личности приобрели ценностное значение и общественную значимость. «Бог умер» — и в эту же историческую эпоху появляются Фрейд и Маркс, задавая новый «большой смысл» в новой социально экономической модели или в попытке объективизации субъективности. Трудно сказать, у кого из них получилось лучше, но двадцатое столетие прошло «под флагом» этих двух людей, даже с попытками соединения этих двух философских систем.
Двадцатое столетие — это время формирования индивидуализма. «Бог умер», а с ним — «большой Смысл» потерял свою значимость в жизни отдельной личности. На смену закрытым обществам с вековыми традициями, составляющими основу «больших Смыслов», пришли открытые общества, с попытками формирования общечеловеческих, «межкультурных» ценностей, претензиями на формирование «супербольших Смыслов», что для отдельной личности часто выливается в их отсутствие. Ослабление организующей психологической функции «больших Смыслов», обостряет проблему человеческого существования и ставит его перед глобальной необходимостью формирования личностных, индивидуальных смыслов. Избыточная ценность жизни, ранее разделяемая через «большие Смыслы», позволявшие ощущать сопричастность и принятость отдельного субъекта, теперь должна реализовываться через «маленькие» индивидуальные смыслы, через поиск не «смысла жизни», а нахождение «смысла в жизни». Как показывает клинический опыт, это не простая задача.
Античные мыслители определяли этот поиск через осмысление понятия Души, выраженное в двух основных подходах. Один, наиболее ярко переданный в наследии Платона, определяет Душу как субстанцию, представленную в мире наряду с другими материальными телами и образующую некое единство психики и «мира идей», позднее Бога или некой Абсолютной Истины. Второй подход касается процессуального понимания Души, в основе которого лежит наследие Аристотеля. Здесь Душа понимается как функционирование, деятельность, процесс взаимодействия и движения субстанции (10). Эти два подхода, можно соотнести с «большими» и «малыми» смыслами, описанными выше. Вероятно, они всегда будут сосуществовать, но их роль на разных этапах развития общества в жизни личности будет различной. Представляется, что в современном обществе, «большие Смыслы» являются фоновыми и основой груз ложится на индивидуальные, малые смыслы, как поиск «смысла в жизни». Нам представляется, что эти социальные процессы являются базовыми причинами формирования современной культуры и специфических особенностей формирования психопатологии. Именно потеря «больших Смыслов» и неспособность их компенсировать в рамках «маленьких», в рамках индивидуального процесса жизнетворчества, приводит к широко распространенным переживаниям одиночества, скуки, депрессии, переживанию пустоты как отсутствию чегото, и это что­то лежит за рамками осознания. Прежние мифы и ритуалы, как область неосознаваемой психологической активности, теряют свою актуальность, свою организующую психологическую функцию, попытки искусственной включенности в них переживается как скука или ощущение пустоты. «Большие смыслы» перестают быть личностными ценностными ориентирами, они очищаются от «значимых переживаний» отдельного субъекта, которые и определяли их роль для него.
Эту пустоту, как основу формирования современной личности в социально-­философско-психологическом контексте разные исследователи на протяжении двадцатого столетия описывали по разному. Ж. Бодрийяр и Г. Делез обозначают их как «симулякры» — не как явления, которые скрывают истину, а как истину, скрывающую, что ее нет, как вырожденную копию (4: 8). Роллан Барт, описывая миф, определяет его задачу, как преобразование исторической интенции в природу, преходящего — в вечное (1: 269). В ключе наших рассуждений это не что иное, как провал личностного субъективного в формирование «большого Смысла» как некоего пространства, где индивидуальные мифы (фантазии) превращаются в общие. С потерей «большого Смысла» индивидуальные мифы не трансформируются, не сливаются с общими, не обеспечивают сопричастность с другими, а совсем наоборот, приводят к разобщению. Индивидуализм в своей основе — это существование в рамках индивидуальной мифологии, через которую личность встает перед задачей творческого созидания «малых смыслов», а в случае неудачи неизбежно переживание одиночества, скуки, пустоты, психологической бездомности.
«Классические неврозы XIX века, — пишет Жиль Липовецки, — истерии, фобии, состояния одержимости, благодаря которым и возник психоанализ, уже давно не являются основными формами болезней. Психологические недуги… все реже принимают конфигурации психических заболеваний с четко выраженными симптомами и все чаще проявляются в виде общего «расстройства души», которое, скорее, носит рассеянный характер и поражает весь организм, производя ощущение внутренней пустоты и бессмысленности жизни» (5: 116). «В то время, когда Фрейд писал свои труды, проблемы нарциссизма не носили такого характера эпидемии, какой они теперь имеют в современном мире» (6: 220).
Миф о Нарциссе, дошедший до нас в изложении Овидия, описывает как он влюбился в собственное отражение и умер от истощения около источника. На месте его гибели вырос красивый цветок, который греки использовали как наркотическое болеутоляющее средство. Попробуем не воспринимать данный миф буквально, а попытаемся посмотреть на его содержание под другим углом: рассмотрим историю превращения юноши в цветок как способ достижения желаемого — воссоединения с общим, с природой, способ перерождения и обретения той общности, которой он был лишен в жизни. С определенной долей спекуляции, можно выдвинуть предположение, что когда человека изгнали из Рая, он столкнулся со своей отдельностью, которую в рамках человеческого сообщества пытался смягчить при помощи «больших Смыслов», о которых речь шла выше. Нарцисс «не находит дороги к другому», он живет в изоляции, у него нет психологического пространства, разделенного с другими людьми, у него нет «дороги» к общественному мифу, к «большому Смыслу». Он оказывается в ситуации, когда его значимые переживания никем не разделяются, человеческое сообщество не принимает его, у него нет пространства, через которое он смог бы почувствовать свою сопричастность. И тогда он возвращается в неразделенное состояние Рая, становится частью «общего», но это «общее» не принадлежит человеческому сообществу, это мир природы. В психологическом плане это мир фантазии не ставшей мифом.
В современном обществе, как отмечают исследователи, отношение к самому себе вытесняет отношение к другому, аутентичность берет верх над взаимностью, самопознание над признательностью. Ослабление или деформация отношений «Я–Ты» выводит на первый план новый вид взаимодействия, сознательного и бессознательного, когда начинает работать формула «я — это некто другой», инициируется процесс самолюбования, отношения себя с собой выходят на первый план, заменяя отношения «Я — Ты» (3; 5: 91–93).
Кардинальные изменения произошли во всех значимых сферах психологической жизни общества.
Существующие сегодня «отношения» со смертью проявляются в страхе и отрицании старости как неотъемлемых элементах современной культуры. Безразличие к будущим поколениям деформировало основы филогенетической преемственности, что не может не усиливать этот страх и неуемное желание сохранения молодости и восхищения ее красотой и обаянием, что хорошо иллюстрируется популярной культурой. Все это делает невыносимой мысль о старости (11: 354–357).
Прошлое столетие кардинально изменило отношения полов, их положение в социуме. Традиционное отношение к разделению полов и сопутствующие ему конфликты потеряли свою значимость. Женщина меняет свои позиции в обществе, а тем самым мужское начало утрачивает свою идентичность, оно просто оказывается невостребованным. На место традиционным отношениям, приходит культура асексуальности, которую можно наблюдать в одежде, стилях поведения, проявлениях социальной активности современного общества западного образца.
Взлет научно технического прогресса снимает все ограничения между мужчиной и женщиной в социальной реализации, ушла в прошлое экономическая зависимость женщины. На смену патриархальному укладу приходит иной формат построения отношений между мужчиной и женщиной. Как об этом пишет Ж. Липовецки «они утратили умиротворяющие правила галантности» (5: 105).
Попробуем понять психологические механизмы и основу этой утраты. Патриархальная модель отношений строилась отнюдь не на равноправии полов и, соответственно, не на их партнерстве. Как отмечает У. Мастерс (7: 198) существовал миф об отсутствии у «порядочной» женщины сексуальных чувств, а под сексом понималось то, «что мужчина делал с женщиной для своего удовлетворения». Такой миф, выполнял социально-­психологическую функцию основ патриархального уклада. Мужчина — «лидер» во всем — не мог быть аутсайдером в интимной сфере. Как показали исследования, если исходить из физических возможностей, то женщина, в отличие от мужчины, обладает гораздо более выраженным сексуальным потенциалом (7: 81). С установлением равноправных отношений «призрак полового бессилия преследует воображение современного мужчины» (11: 345), освобожденная от ограничений женская сексуальность и отсутствие мифологии, смягчающей вскрытый конфликт, усиливает страх мужчины перед женщиной (11: 324). Конфликтная основа половых отношений теряет важнейший культурологический аспект их разрешения, и весь «груз» психологических проблем делегирован отдельному субъекту. Одна из форм вновь зародившейся мифологии в отношениях полов, пришедшая на смену патриархальному мифу как защитная модель от страха и бессилия у мужчины, это построение сексуальных отношений, по принципу «главное удовлетворить женщину».
Современного человека съедает анигилирующая скука, скука как сигнал встречи с пустотой. Люди сегодня жалуются на неспособность чувствовать, ищут более «живые» экстремальные переживания, в рамках которых они способны позволить себе встретиться с другим. Непрерывное присутствие ощущения пустоты порождает ярость, изолированность желаний и защита от них приводит к необходимости новых защит, уже против этой ярости самой по себе. Как представляется, данный феномен лежит в основе многих современных проявлений агрессии, особенно в ее, на первый взгляд, немотивированных формах.
В итоге, я бы хотел сделать несколько гипотетических обобщений о влиянии смены психологического статуса личности в процессе движения от «смысла жизни» к «смыслу в жизни»:
в современном обществе «западного образца» претерпевают изменения базовые психологические основы социума;
такое развитие дезориентирует личность и повышает потребность в противоположенных тенденциях: ощущении жизни и стабильности;
нарушение патриархального «гомеостаза» и прихода «эпохи неопределенности» в российской действительности сформировали социопсихологические пространства компенсаторного типа: террористические организации и сообщества фанатов; противостояние демократическим институциям и движение к более авторитарному устройству социума с вполне определенными, «узкими коридорами» гражданских свобод; в общественных организациях порождение нетерпимости к инакомыслию и озабоченность идентичностью, как неким законченным и оформленным явлением, возврат к поклонению всевозможным «измам»; распространение дисфорических психологических проблем, часто определяемых, как нарциссические.

Литература
Барт, Р. Мифологии. — М.: Издательство им. Сабашниковых, 1996. — 312 с.
Бассин, Ф. В. К развитию проблемы значения и смысла // Вопросы психологии. 1973. № 4. — С. 101 — 113.
Бубер, М. Я и Ты. — М.: Высшая школа, 1993. — 175 с.
Зенкин, С. Жан Бодрийяр: время симулякров // Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. — М.: Добросвет, 2000. — С. 5–49.
Липовецки, Ж. Эра пустоты: Эссе о современном индивидуализме . — СПб.: Владимир Даль, 2001. — 331 с.
МакВильямс, Н. Психоаналитическая диагностика. — М.: Класс, 1998. — 475с.
Мастерс, У., Джонс, В., Колодны, Р. Мастерс и Джонс о любви и сексе. — СПб.: Ретур, 1991, т. 1. — 264 с.
Хайдеггер, М. Ницше и пустота. — М.: Алгоритм; Эксмо, 2006. — 304 с.
Хюбнер, Б. Смысл в бес­Смысленное время: метафизические расчеты, просчеты и сведение счетов. — Мн.: Экономпресс, 2006. — 384 с.
Шабельников, В. К. Психология души: Учебное пособие для студентов психологических факультетов высших учебных заведений. — М.: Академия, 2003. — 240 с.
Lasch, Chr. The Culture of Narcissism. — New York: Warner Books, 1979.