Нефедьева Н.П.
Общество как свобода.
Опубликовано: Санкт-Петербургский государственный университет, 1993, Философский факультет, Конференция «Социальное бытие. Человеческое бытие». Тезисы докладов и выступлений
Бесспорным является тот факт, чтo "нельзя жить в общест¬ве и быть свободным от общества". Следуя традиции обнажения смысла путем редукции, приходим к основанию фразы:
Нельзя жить в обществе и быть свободным.
Нельзя жить в обществе и Быть.
Нельзя жить в обществе.
Нельзя жить.
Нельзя.
"Нельзя", - устами классика глаголет общество, отрицая свою собственную свободу. "Нельзя" - субстанциальное слово фразы, сжимающее все возможные горизонты ее рассмотрения точке - Нельзя. Отказ. Запрет. Что заперто в этом слове - первом Слове человека, становящегося общественным? В нем общество отказывает нам в свободе, мы отказываемся от общества, и сво¬бода отказывается от самой себя. Свобода претит обществу.
Общество начинается с отказа. "Общий" - от древнегречес¬кого (в лат. sub) - под, вниз, назад; или - от¬кинутый назад, навзничь, прочь. В основании лежит проклятие (проклинать - букв, кричать "прочь"), отринутость, отчуждение, отвергнутость и отверженность (самоотверженность). Мы всегда потомки, нас отложили "на потом", отодвинули, низверг¬ли. Мы - исключение из Правила (Закона), изгои и выродки, чья уникальность и избранность совпадает с униженностью и забро-шенностью. Общественная жизнь начинается с наказания, указую¬щего нам пределы дозволенного. Отлучение - первейший акт обнаружения своей принадлежности обществу. Мы принадлежим Обще¬ству, но изгнаны из него. Сфера Общества - высокая сфера, ко¬торой мы являемся (являем себя), перед лицом которой мы себя обнаруживаем, обналичиваем, проясняем; круг нашего вращения, среда обитания - обитель - искажается, становится общим мес¬том, местом общественного пользования, отхожим местом нашего нисхождения. Мы вступаем в публичный дом социума, где обобще¬ствленность интимной жизни маскирует наше неприличие (отсут¬ствие лица). За пределами высокого Общества - в своей за-предельности - мы входим в разряд посредственности в качестве "человека-среди-людей", равным среди равных в своей лишенно¬сти - личинности, "бывшести", преданности и проданности. За пределами того Общества, которое нас порождает (из-вергает), которого мы лишаемся, впадая в определенность собственничества, мы предельно определены, фиксированы. Наша фиксированность - фиксация оборачивается фикцией и фиктивностью, наша определенность, обозначенность - беспределом опознаний и обознания. ("Извините, я обознался: я Вас принял не за Того, а за Другого, я воспринял Вас не так, а эдак, мое восприятие обманчиво, оно Вас искажает, мне то и дело что-то мерещится. Я не различаю лиц, хотя они определенно мне кого-то напоми¬нают"). Наше безразличие устраивает общество, потому что оно входит в нашу определенность, обозначенную им.
Наша жизнь (общественная, обобществленная) протекает в общежитии строгого режима, где соблюдение общественного Поря¬дка является тем Законом, незнание которого не освобождает от ответственности перед обществом, а несоблюдение его карается по всей строгости. Только повинующиеся голосу общественности - в порядке. И вот мы, послушные, шагаем стройными рядами к на¬шему общему светлому будущему, "которое светлее, чем наше вче¬ра и наше сегодня". Вот - подлинная свобода лишенности. Сво¬бода пустоты и опустошения, свобода ничтожествования, свобода изгоев, которым нечего терять, потому что они потеряли все. Потомственность потерянности: поколение за поколением. Свобода "винтика", отождествившегося с механизмом "целого". Свобода "инаковости", которая ни что иное, как "одинаковость". Всем нам присуждены - пожизненно - равные права быть равными. Мно¬госторонность нашей развитой личности культивируется и подде¬рживается обществом ей подобных многогранников. Лицом-к-лицу, друг-против-друга, глаза-в-глаза. Мой взгляд упирается во взгляд моего Другого, как в стену. Нас много, но что между нами общего? Мы поддерживаем отношения, вступаем в интимные связи, но они опосредуются средствами массовой коммуникации. И из жизни уходит непосредственность связности, оставляя нас связанными паутиной пустых отношений. Союз оборачивается узилищем, союзники превращаются в узников, пленников своей со¬бственной крепости, своего оплота (плоти), в заложников обы¬чая и привычки (usus - обычай), пытающихся соединить распав¬шееся оковами. Узда обыденщины стягивается в петлю принужде¬ния к жизни в обществе, в котором нельзя жить. Нежить запол¬няет (полонит) наше жилище. Свято место пустует. Вещность за¬мещает собою Вечность, вместо того, чтобы быть ее вместили¬щем, поместьем. Наше поселение в этом пустынном месте напо-минает погост, где все мы только гости, захваченные охотой к перемене мест. Пре-ступное (по-Ту-стороннее) сожительство временщиков, смертников, оборотней, привидений, призраков, покойных в своем освобождении от Общества. Общество нас не касается, а мы - его. Оно - неприкосновенно, мы - неприкаса¬емы. Свобода от места - отмена любых обменов и обманов - ма¬нит и предлагает Небыть. (см. Даль: Быть - сущ. ж.р. бытие, создание, тварь).
Освобождение - увольнение – самовольный уход со своего места оборачивается произволом безответственности. Отшельники, ушельцы, беглецы, взыскуя Общества, ищут его святое место за пределами своей определенности, за гра¬ницами истерзанного купцами и покупателями торжища.
Но не сойти нам со Своего места, даже если нам каже¬тся, что оно навсегда потеряно для нас. Мы - Общество только каждый на Своем месте. Это место определено как место встречи, назначаемого (назначенного) свидания. И это место изменить нельзя, как нельзя изменить ему, обрести его или по¬терять. У нас – свидание, мы - наедине, мы - в том Обществе, в котором ж и т ь точно так же нельзя, как и быть или не быть о т него свободным, потому что в Обществе не живут, а бывают. В Нем принято бывать - бывывать, прина¬длежа Ему, будучи в Нем принятым. Здесь нет неприятия, встре¬ча радует, и мы, найдя себя в Обществе, радеем о Его благе -о своем собственном благе, -и служим Ему - себе. Мы сами - то Общество, в которое стремимся попасть и из которого боимся быть изгнаны. В Нем - наше святое место и наша свобода.
Санкт-Петербург
25 октября 1993 года