– Михаил Михайлович, ректоры государственных вузов обеспокоены внесенными на рассмотрение в Госдуму поправками в законы о высшем образовании, которые могут существенно изменить ситуацию в сфере высшего образования. Как вы к этому относитесь?
– Реформы системы образования, и, прежде всего экономические – нужны, потому что на фоне преобразований в стране система образования фактически не реформируется Мне понятно желание ректоров государственных вузов сохранить бюджетное финансирование и при этом иметь за счет платных студентов фактически второй бюджет для оплаты труда преподавателей. Это логично, потому что зарплата преподавателя вуза должна быть в 3-5 раз выше нынешней. Достаточно нам того, что Россию за годы перестройки покинуло порядка двухсот тысяч ученых. С нашей страной никто не будет делиться высокими технологиями, их придется покупать. Поэтому, чтобы развивать технологии мы, прежде всего, должны забыть о нематериальном стимулировании ученых. Никакие почетные звания не компенсируют материальные факторы.: ученый становится творцом тогда, когда он свободен от материальной зависимости. Поэтому я поддерживаю идею ректоров государственных вузов, чтобы им не сокращали бюджет, а позволили наращивать количество обучающихся на контрактной основе. Но с обязательной квотой тех, кто учится за счет бюджета. Я также согласен с министром науки и образования Андреем Фурсенко в том, что нам нужна санация государственных вузов. В России их огромное количество, порой с очень низким качеством преподавания.
– От ректоров государственных вузов приходилось слышать все с точностью до наоборот, что негосударственные вузы снижают качество образования.
– Негосударственный вуз, если он не будет обеспечивать качество образования, закроется в ближайшие пять лет, а государственный все равно будет существовать.
– Как, на ваш взгляд, должна осуществляться «санация»?
– Отбор произойдет за счет голосования ногами и рублем. Если будет определен минимум финансирования, а остальное – пожалуйста, зарабатывайте. Это первый вариант. Второй – должна быть независимая комиссия по санации вузов, потому что в каждом вузе есть прекрасные, хорошие и плохие преподаватели, но есть вузы, состоящие на 90 % из посредственностей. Комиссия должна состоять из ректоров государственных и негосударственных вузов в равной степени. Если у нас есть Конституция, где написано, что все формы собственности равны, то само сочетание слов «негосударственное образовательное учреждение» должно быть предметом разбирательства в Конституционном суде, потому что получается, что это учреждение существует вне государства. Государственные и негосударственные вузы надо уравнять в правах. А все комиссии по качеству, лицензированию, аккредитации должны быть выведены из ведомственного подчинения. Такой проект рассматривался, было и предварительное решение перевести все, что касается лицензирования и аккредитации вузов в ведомство Минфина и Минэкономики.
– Бывает ли, что выпускники Восточно-Европейского Института психоанализа испытывают дискриминацию при приеме на работу, потому что они заканчивали негосударственный вуз?
– Наши выпускники работают в Администрации Петербурга, в различных комитетах, заведуют кафедрами государственных вузов, работают в партиях и общественно-политических движениях, руководят избирательными кампаниями, возглавляют службы по персоналу крупнейших банков России, работают в СМИ. Но дискриминация существует. Есть учреждения, где руководители говорят молодому специалисту: «А я «негосударственных» не принимаю». В этих случаях я своим студентам-выпускникам говорю: « Если вы готовы судиться, я буду финансировать ваш судебный процесс». Зачастую работодателю упоминания об обращении в суд бывает достаточно.
– За последние годы в России в 3 раза увеличилось количество студентов. Многих это пугает, а вас?
– То, что будет демографический провал, и количество выпускников школ сравняется с количеством мест в вузах, было известно еще 15 лет назад. Самое главное – чтобы право на получение высшего образования не утратило принцип конкуренции, иначе мы получим огромное количество полуграмотных специалистов. Я за то, чтобы количество мест в вузах сократилось, а финансирование государственных вузов осталось прежним. Конкурс должен быть минимум 2 человека на место. Иначе мы растворим таланты в посредственности.
– А у вас какой конкурс намечается?
– Стандартный - примерно 2 человека на место. Это нормально для молодого негосударственного вуза. И мы довольны этим конкурсом. Вот говорят, что приходят богатые люди, платят за обучение своих детей, но те, кто это говорит, не понимают, что в известном выражении «если вы такие умные, то почему такие бедные?» есть большая доля правды. Человек, который приходит из состоятельной семьи, где реализованы профессиональные и карьерные устремления, где знают, что можно работать и зарабатывать – он приходит учиться.
– Когда почти 13 лет назад вы организовывали Восточно-Европейский Институт психоанализа, чем хотели отличиться от государственных вузов и чем отличаетесь теперь?
– Когда организовывали, испытывали больше энтузиазма и желания реализовать идеи и программы, которые в рамках достаточно жесткого государственного образования реализовать в то время было невозможно. Нашим коньком был психоаналитический, психодинамический подход. За те годы, что прошли, мы стали серьезнее и динамичнее в плане преподавания. Мы, как законопослушные граждане, выполняем госстандарт, мы дает студентам и сверх стандарта огромное количество качественно нового материала. Мы с самого начала сделали ставку на практическую деятельность будущих специалистов, обучали с самого начала практической психологии, работе с клиентом, практическому имиджмейкерству, психологии менеджмента, психологии политической борьбы и т.д. Это наша главная заслуга – в том, что мы смогли создать реальную практическую психологию в вузе. Мы чувствуем свою востребованность. Мы провели несколько всероссийских и международных конференций, и одна из крупных удач – конференция по гуманитарным стратегиям антитеррора, сейчас углубленно работаем по проблемам глобализации. Вот мы только готовим сборник по проблемам гуманитарных аспектов терроризма, а уже российские и американские административные структуры запрашивают экземпляры будущей книги. Как минимум 10 заказали для Президентского центра Джимми Картера в США. Ведем исследования в области специфики российской психопатологии современного периода, по развитию российской психотерапии и путях ее интеграции в мировую психотерапию.
– Как бы вы могли обозначить круг самых сложных нынешних психологических проблем россиян?
– Самая большая проблема россиян современного периода – это межличностные отношения в семье. Здесь происходят самые большие трагедии. К нам часто приходят очень состоятельные люди, которые говорят, что самое страшное для них – это разрыв с собственными детьми, непонимание. И нам так трудно им объяснить, что их собственный разрыв с детьми – это зеркальное отражение произошедшего лет 10-15 назад их собственного разрыва с родителями, когда поколение их родителей было фактически оплевано и унижено.
– А можно ли соединить разорванные связи между поколениями?
– Вы знаете, я жалею, что у нас нет министерства пропаганды и агитации. В лучшем смысле этого слова. Ведь любое реформаторское решение должно быть тщательно подготовлено и разъяснено, причем с учетом преемственности поколений. Иначе люди оказываются в бессмысленном пространстве, не понимают, что происходит. В этом мы нуждаемся массово. А индивидуально может помочь только психолог. Россияне – народ со здоровой психикой.
Если бы на другой народ свалилось то, что свалилось на Россию – это был бы повальный сумасшедший дом. А Россия живет, действует и развивается.
– Михаил Михайлович, все равно пока народ в массе своей предпочитает со своими душевными проблемами идти к другу на кухню с бутылкой и сигаретой, нежели к профессиональному психологу. Когда люди пойдут к психологам, минуя кухню?
– Когда у нас будет достаточное кол-во специалистов. У нас психологов в среднем раз в 20 меньше, чем должно быть в России. И когда бьют тревогу, что во многих вузах открылись психологические факультеты, у меня по этому поводу тревоги нет: нам пока нужно заполнить количественный вакуум, потом он выльется в качественный. Конечно, мне бы хотелось, чтобы психологов готовили более качественно во всех вузах. К сожалению, пока это не так. Но если взять любые развитые страны, то там на 500-800 жителей в среднем приходится 1 психолог, у нас на 1 психолога приходится 10-15 тысяч населения, и то в крупных городах. Ну а обращаемость зависит и от материального статуса населения. Когда люди станут богаче, тогда они начнут думать о работе с психологами и психоаналитиками гораздо больше, потому что существует понятие «уровень жизни» и «качество жизни», до тех пор пока люди думают о хлебе насущном, речь не идет о качестве жизни, а речь идет о выживании. Но вот когда человек достиг материального достатка, у него вроде бы все есть, он вдруг понимает, что от этого количества благ он счастливее не стал. И такие люди приходят к нам: наш Терапевтический центр работает каждый день с 10 утра до 10 вечера, в день его посещают до ста человек.
– Люди часто приходят к психологу, как к терапевту или хирургу, надеясь, что он вылечит, даст «таблетку от депрессии». Хотя психолог никаких таблеток давать не должен.
– Да и нет в природе таких таблеток. Можно уменьшить боль от страдания, но проблему при этом не решить. Психологические проблемы решаются психологическим путем. И сама проблема и способ ее решения всегда принадлежит одному человеку, только он психологически чаще всего неграмотен. А вот мы выступаем в роли тех людей с фонариком, которые говорят: «А вот здесь ты еще не искал!». И в конечном итоге помогаем найти решение проблемы. Это обоюдная работа.
Беседовала Галина Артеменко