Главная > Тексты > Рождественский Д.С. Эдипов комплекс

Рождественский Д.С. Эдипов комплекс

Уважаемые коллеги! Я не пожалею минуты, чтобы сказать о трудности, с которой я встретился при подготовке сообщения. Мне кажется, что ЭК представляет явление, не поддающееся компактному описанию. Одной из причин служит непрерывное обновление его понимания, которое сопровождало Фрейда на всём творческом пути от середины 90-х гг. 20 века до смерти. Вторая причина – его теснейшая взаимосвязь с другими явлениями психической и социальной жизни, которая ставит перед дилеммой: попытаться объять необъятное либо сосредоточить внимание на ядре комплекса как такового ценою ограничения понимания его роли в развитии личности и культуры. Доклад является попыткой найти компромисс. Теперь перейду к сути вопроса.
Интерес Фрейда к детству обозначается уже в конце 80-х – начале 90-х гг. 20 столетия, т.е. ещё до появления психоанализа. По-видимому формирование понятия ЭК в изначальном виде происходит в 1897г., когда Фрейд пишет: «Я обнаружил в себе проявление чувств любви к своей матери и ревности к отцу – чувств, которые, как я думаю, присущи всем маленьким детям», и чуть позднее сообщает в письме к Флиссу: «Между 2 и 2,5 годами моё либидо направилось на мать» - подразумевая воспоминание об обнажённой матери, отнесённое им к эпизоду железнодорожного путешествия. К 1905 году Фрейдом уже представлена теория инфантильной сексуальности в первично-интегрированной форме, где сформулированы такие базовые понятия как амбивалентность, кастрационный комплекс, ограничения инцеста, обозначена роль наблюдения ребёнком первичной сцены и намечена модель перехода от противоположности активного и пассивного к противоположному мужского и женского.
На раннем этапе психоанализа эдипова ситуация имеет для Фрейда непосредственное отношение к реальности. В первых «Лекциях по введению в психоанализ» он представляет эротические желания ребёнка как детерминированные действиями родителей, в нежности которых проявляется сексуальность. Затем ребёнок желает занять место родителя своего пола; возникающий комплекс предопределён к вытеснению, после которого он становится ядром невроза. До вытеснения он владеет значительной частью умственной деятельности ребёнка, заставляя его задаваться вопросом о происхождении детей или наличием пениса у мамы и создавать инфантильные сексуальные теории, например, об анальном деторождении. Инфантильное исследование прекращается, натыкаясь на пробел в сведениях, поскольку у мальчика нет сведений о женских гениталиях. Однако сам факт такого исследования оставляет след в характере личности и даёт содержание будущему неврозу.
Нормальное разрешение ЭК подразумевает ослабление объектных либидинозных привязанностей и их замену идентификациями. Данный механизм становится доступен исследованию и пониманию по мере накопления опыта лечения нарциссических расстройств. Нарциссическая идентификация описывается Фрейдом как источник страданий при меланхолии, когда отношение к объекту осложнено конфликтом амбивалентности. Любовная нагрузка объекта отчасти регрессирует к идентификации, которая ей предшествовала, отчасти под влиянием амбивалентности отступает к анальному садизму, что и становится причиной самоистязаний меланхолика. Между любовью и ненавистью вспыхивает множество битв за объект, представление о котором является суммой множества бессознательных следов отрывочных впечатлений.
В конце концов либидинозная нагрузка покидает объект, чтобы вернуться в Я: Аналогичная регрессия наблюдается и при некоторых неврозах – как в случае Доры, чей кашель имитировал кашель отца, и в ряде случаев образования мужской гомосексуальности: в ситуациях расставания с матерью юноша идентифицируется с ней и выбирает объект, который он мог бы любить так, как его самого любила мать.
Уважаемые коллеги! Вы видите, что я позволяю себе вольно обращаться с хронологией. Модель формирования гомосексуальности, упомянутая мной, отсылает нас к 1921 году – к работе «Массовая психология». Поскольку всё же мы её коснулись, добавлю, что Фрейд развивает в ней тему роли, которую играет идентификация в предыстории ЭК. Содействие подготовке ЭК оказывает желание мальчика быть таким, как отец; одновременно он начинает относиться к матери, как к объекту опорного типа. Два этих отношения поначалу сосуществуют, не влияя друг на друга; впоследствии их встреча и создает собственно комплекс. Идентификация с отцом приобретает враждебный окрас в силу изначальной амбивалентности. Далее её судьба прослеживается смутно; возможно она будет предшествовать объектной связи: из того, кем ребёнок хочет быть, отец становится тем, кем он хочет обладать.
Теперь, продолжая пренебрегать хронологическим порядком, я вспомню, что важный пересмотр ранних взглядов Фрейд демонстрирует в работе «Из истории одного детского невроза». Очевидно, что ЭК в значительной мере теряет прежнюю связь с реальностью, поскольку сцены детства в воспоминаниях невротиков не всегда оказываются продуктами истинных событий. Однако отвлечь внимание от фантазий в сторону реальности означало бы поддержать работу вытеснения, которое и сделало эти фантазии недосягаемыми для попыток освободиться от их влияния. Невротическое переживание, перенесённое Панкеевым в детстве, показывает, что связанное с фантазией переживание само по себе способно спровоцировать невроз. Был ли отец Человека с волками в действительности кастрирующим чудовищем, или это было не большей реальностью, чем отрезанный в галлюцинации палец? Была ли сцена с девушкой Грушей сексуализирована лишь в воспоминании Панкеева, или его мочеиспускание на самом деле стало следствием возбуждения? С точки зрения Фрейда, большой заслугой психоанализа является сама постановка таких вопросов.
Чуть ниже Фрейд предполагает, что эпизод с возбуждением и мочеиспусканием, скорее всего, имел всё же место в реальности. Невольно вспоминаются заключительные слова «Тотем и табу»: «в начале было деяние». Возможно, реальность доисторического отцеубийства была необходима Фрейду, поскольку в противном случае ему пришлось бы допустить беспричинность эдиповой ситуации и поместить её истоки в бесконечность прошлого. Однако, он приходит к важному представлению, оправдывающему метаморфозы реальности в воспоминаниях: ЭК становится филогенетически наследуемой схемой. Невроз навязчивости Человека с волками, его враждебность к отцу и чувство вины оказываются результатом победы наследственности над случайным переживанием. В отношении ребёнка к первичной сцене Фрейд полагает возможным усмотреть влияние трудноопределяемого знания, касающегося сексуальной жизни: если такое знание существует, оно и является ядром бессознательного, которое навсегда сохраняет способность притянуть к себе высшие душевные силы. Ранние травмы доставляют этому ядру материал, защищающий его от поглощения развитием. Таким образом, переживания первичной сцены, соблазна, угрозы кастрации могут быть приобретены как в реальной жизни, так и в ходе филогенеза: к филогенетическому переживанию ребёнок прибегает, по-видимому, когда реальное переживание недостаточно. Тем не менее, Фрейд подчёркивает допустимость привлечения унаследованного только после анализа индивидуально приобретённого – полемизируя с Юнгом, который обращается к унаследованному, пренебрегая индивидуальным.
Я позволю себе привести в качестве иллюстрации клиническое наблюдение. Моя пациентка страдала боязнью пауков – одной из древнейших и наиболее распространённых фобий. В ходе анализа она смогла узнать в пауке – существе с восемью конечностями – два тела, соединённых в коитусе в одно, и восстановить в памяти эпизод пробуждения в своей кроватке в родительской спальне, прилив страха и последовавшую за ним истерику. Неоднозначность воспоминания состояла в том, что в действительности спальная комната девочки была отдельной. Однако впоследствии пациентка заметила: «Не знаю, чем паук был для меня всю жизнь, но теперь он стал просто неприятным насекомым».
Важной вехой в развитии взглядов Фрейда на ЭК можно считать статью «инфантильно-генитальная организация» - дополнение к главе из «Трёх очерков» об инфантильном сексуальном исследовании. В последнем издании «Трёх очерков» Фрейд описывал сходство конечного состояния детской сексуальности с её зрелой формой. В детские годы ребёнок совершает выбор объекта, характерный для пубертата, поскольку все его сексуальные стремления направлены на одного родителя. Разница состоит лишь в том, что в фаллической фазе ещё не произошло объединение частичных влечений под приматом гениталий. Однако теперь Фрейд пересматривает положение, относящее примат генитальной зоны исключительно к пубертату. На пике развития инфантильной сексуальности интерес к гениталиям и связанная с ними активность, обретает доминирующее значение. Отличие от зрелой организации состоит теперь лишь в том, что для обоих полов существует примат фаллоса.
Поначалу мальчик предполагает наличие пениса у всех без исключения, затем открывает, что это не так. После стадии отвержения этого факта он приходит к выводу о кастрации как наказании. Не все женщины соответственно лишены пениса, но лишь те, которые имели такие же желания, как у него самого. Мать как достойное существо при этом может долго оставаться обладательницей данной части тела. Когда мать лишается пениса, а мальчик узнаёт, что только женщины могут рожать детей, он конструирует сложные теории об обмене пениса на ребёнка, с которыми, по словам Фрейда, мы и выходим за пределы периода инфантильной сексуальности. Таким образом, психосексуальное развитие предполагает последовательную смену противоположностей: от наиболее ранней между субъектом и объектом – через дуализм активного и пассивного в догенитальной организации - в дуализм обладания пенисом и кастрации в фаллической фазе и, наконец, к дуализму мужского и женского в структуре зрелой сексуальности.
Структурная модель психического аппарата позволяет осветить ЭК в новом ракурсе. В работе «Я и Оно» предложены идеи, высказанные в «Скорби и меланхолии» и «Массовой психологии», о роли, которую в оформлении Я играет идентификация как замена загрузки объектом. Загрузка, поначалу неотличимая от идентификации, исходит от Оно. Если объект приходится оставить, он восстанавливается в Я. Характер Я является осадком покинутых объектных загрузок, т.е. содержит историю выборов объекта. Объектная либидинозная энергия при этом превращается в нарциссическую и таким образом отводится от сексуальных целей.
Первая и наиболее значительная идентификация не есть следствие объектных загрузок: это предшествующая им идентификация с отцом личного правремени, формирующая идеал Я. Последующие выборы объектов, относящиеся к родителям и завершающиеся идентификацией, лишь усиливают её. Мальчик выбирает мать как опорный объект и путём идентификации овладевает отцом, после чего интенсивность сексуальных желаний активизирует развитие ЭК. Отношение к отцу становится явно амбивалентным.
Разрушение ЭК подразумевает оставление либидинозной загрузки материнского объекта и либо идентификацию с ней, либо, что более нормально, усиление идентификации с отцом. Исход комплекса зависит от баланса мужского и женского в бисексуальности ребёнка. Фрейд подчёркивает, что в большинстве случаев ЭК включает как позитивную, так и негативную форму, хотя та или другая из них может исчезать до едва заметного следа. Общим результатом для эдиповой фазы становится конденсат в Я, состоящий из взаимосвязанных родительских идентификаций и противостоящий другим содержаниям как Сверх-Я.
Сверх-Я как наследие ЭК представляет не только осадок выборов объекта, идущих от Оно, но и инстанцию, реагирующую против них; кроме императива «я должен быть таким, как отец», оно содержит и другой, не менее категоричный: «я не имею права быть как отец». Отец и ребёнок – это Юпитер и бык: всего одна буква отличает их в латинском написании, однако Юпитеру дозволено то, что не дозволено быку. Сверх-Я отображает черты развития как индивида, так и человеческого рода. Всё, что судьба рода создала и оставила в Оно, путём формирования идеала передаётся в Я и вновь индивидуально переживается в нём.
Развитие Я описывается Фрейдом как переход от восприятия первичных позывов к овладению ими. Я-инстанция, одновременно страдающая от требований Оно, Сверх-Я и внешнего мира и старающаяся достичь примирения и компромисса на всех трёх фронтах. Чувство страха возникает как рефлекс бегства от этих опасностей, угрызение совести – как производная кастрационной угрозы, исходящей от высшего существа, которое стало идеалом Я. Страх смерти является другим результатом страха кастрации: Я отказывается от самого себя, освобождается от нарциссической либидинозной нагрузки, чувствуя, что Сверх-Я преследует его вместо того, чтобы любить.
В работе «Гибель ЭК» Фрейд предпринимает новое исследование обстоятельств завершения эдиповой фазы. Манипуляции с гениталиями или ночной энурез рождают кастрационную тревогу в связи с оценкой этих явлений со стороны взрослых. Ребёнок уже переживал потерю значимого на стадии отнятия от груди и в процессе дефекации; вкупе открытием отсутствия пениса у женщин эти переживания ведут к мысли о возможности кастрации. Нарциссическое отношение к пенису побеждает нарциссическую привязанность к объекту, что становится причиной формирования Сверх-Я и запрета на инцест. Детское Я отчуждается от ЭК, причём не в форме вытеснения, а в форме разрушения. Если комплекс лишь вытесняется, он продолжает существовать в Оно и формирует ядро невротических заболеваний.
В отличие от мальчика, девочка в соответствии с тезисом о примате фаллоса ощущает себя уже кастрированной; отказываясь от пениса, она заменяет его желанием родить отцу ребёнка. Поскольку это неосуществимо, она медленно расстаётся с ЭК; желания не разрушаются, но продолжают существовать в бессознательном, таким образом готовя девочку к будущей женской сексуальной роли.
К данному вопросу Фрейд возвращается в работе «Некоторые психические следствия анатомического различия полов». Здесь мы встречаем следующую формулировку: если ЭК мальчика гибнет вследствие кастрационного комплекса, то у девочки он возникает благодаря кастрационному комплексу. Кастрационные переживания всегда ограничивают мужественность и способствуют развитию женственности. ЭК девочки вытесняется, тогда как у мальчика он распадается, оставляя после себя приемника в лице Сверх-Я. Возникновение инцестуозного запрета, совести и морали на обломках ЭК знаменует в определённом смысле победу родового над индивидуальным. Это не значит, что женщине, в отличие от мужчины, предопределено быть антисоциальным существом, однако её Сверх-Я менее строго, обладает большей гибкостью и мягкостью. Клинический опыт служит тому подтверждением: например женские желания, сновидения, фантазии свидетельствуют о значительно менее жёстком, нежели у мужчин, табу на инцест.
В 1926 году Фрейд вновь обращается к проблеме страха и осуществляет пересмотр прежних представлений на основе материала по маленькому Гансу и Человеку с волками. Отказываясь от постулата, согласно которому страх есть участь вытесненного либидо, он выдвигает новый тезис: не вытеснение создаёт страх, а страх – вытеснение. При неврозах Я сопротивляется либидинозным притязаниям ЭК; при этом генитальная организация регрессирует на анально-садистическую ступень, что связано с распадом первичных влечений. Кастрационная тревога становится двигателем сопротивления, а разрушение ЭК – исходным пунктом симптомообразования. Симптом невроза создаётся во избежание опасности кастрации, о которой сигнализирует страх.
Симптом, таким образом, связывает энергию, которая в противном случае нашла бы выход в виде страха. Фрейд называет три фактора, способствующих развитию невроза. Первый фактор - биологический, т.е. беспомощность младенца. Второй – филогенетический, - оказывает влияние, из-за которого требования Оно воспринимаются Я как опасные, и зрелые сексуальные импульсы, которые могли бы быть приемлемыми для Я, подвергаются вытеснению. Третий – психологический – заключается в том, что Я тесно связано с Оно и может лишь отражать исходящую от него опасность, мирясь с образованием симптома.
Своего рода подведением итогов становится продолжение «Лекций по введению в психоанализ». Фрейд описывает Сверх-Я как законного наследника родительских инстанций и образование, являющееся следствием распада ЭК. Сверх-Я представляет также филогенетическое наследие: оно строится по примеру не столько реальных родителей, сколько их собственных Сверх-Я, в которых оставило след множество кодексов предшествующих поколений. Один из новых выводов Фрейда гласит, что Сверх-Я и сознательное, с одной стороны, и вытесненное и бессознательное с другой не совпадают: отдельные части Я и Сверх-Я остаются бессознательными. Как наследник ЭК, Сверх-Я отчасти погружено в Оно.
При подготовке этого сообщения я избегал давать комментарии, которые бы выводили разговор за рамки обозначенной в заглавии темы. Я подразумеваю коррективы, которые были внесены в середине и второй половине 20 века в представления Фрейда о зависти к пенису, кастрационной тревоге, специфике женского и мужского психосексуального развития ит.д.: в программе семинара современной теории посвящён отдельный доклад. Я не затрагивал работу «Моисей и монотеизм», которая, на мой взгляд, могла бы стать началом пути к качественно иному пониманию ЭК – пути, который Фрейд успел лишь обозначить как прикосновение к беспричинному. Наконец, я не стал касаться собственного клинического опыта, данные которого не всегда согласовывались с выводами Фрейда - например, с выводом о кастрационном переживании как демаркационной линии между судьбами мужского и женского ЭК. Более того, я даже не думаю, что мне удалось в рамках этого доклада систематизировать и представить коллегам ЭК в концепции Фрейда. Доклад был попыткой не столько сделать это явление компактным и обозримым, сколько продемонстрировать его многоаспектность и бесконечность перспектив дальнейшего исследования. Благодарю за внимание.