Главная > Тексты > Сахновская О.С. Профессиональная идентичность: быть или называться

Сахновская О.С. Профессиональная идентичность: быть или называться

Я хотела бы поговорить о взаимосвязи групповой психоаналитической идентификации с идентификацией индивидуальной, об их особенностях и различиях. Процитирую Дж. Сандлера, сказавшего в своем докладе на съезде Немецкого Общества психотерапии и Глубинной психологии в 1989 году, что: «Тогда, как и сегодня, психоанализ был терапевтическим и научно-исследовательским методом, базирующемся на оригинальной теории психики. То, чем был в те времена психоанализ, можно определить относительно просто. Конечно, ясность в понимании раннего психоанализа связана с гигантским разницей между тем, чем был тогда психоанализ и чем не был, причём как в теории, так и в практике. Сегодня же границы того, что мы понимаем под психоанализом во всех его аспектах, стали намного менее ясными. Без сомнения это связано как с тем успехом, который психоанализ имел в прошлом, так и с влиянием, который он оказал на литературу, гуманитарные и социальные науки, психологию, психиатрию и на многие другие области знаний. А особенно большое значение относительно будущего имеет влияние, которое психоанализ оказал на практику и теорию психоаналитически ориентированной психотерапии» [2].
На этом моменте, я бы и хотела остановиться. У нас нет возможности пройти классический тренинг и говорить об этом со знанием дела, однако, печально известные формулировки – я Пастернака не читал, но скажу, не делают чести подвизающимся на ниве психоанализа. В рамках института мы чаще говорим о сходстве психоанализа и психотерапии, однако, очевидцами психоанализа написано много и толково о различиях. Почему бы им не поверить? Есть многое сближающее их в результатах, но как пишет Сандлер « с определённой долей уверенности можно сказать, что в принципе психоаналитические переживания будут менее интенсивными, а аналитическая идентичность будущего психоаналитика менее надёжной, если его опыт будет ограничиваться только переживаниями, получаемыми на сеансах три раза в неделю (вместо пяти раз в неделю)» [2]. Известно, что классическое психоаналитическое образование предполагает психоаналитический тренинг и супервизируемую аналитическую работу с не очень нарушенными пациентами. Затем можно отправляться и в психотерапию. Идентификация состоялась. Что происходит у нас. Мы начинаем практику, называя ее психоанализом, прочтя несколько работ Фрейда и пролежав несколько часов на кушетке. Практика дает серьезные мотивы для усиления защит в самых «проблемных зонах» и терапия движется, лавируя и застревая между ними. Подгоняемые призывами стать аналитиками как можно скорее, начинающие совершают столь механистические коммуникации с пациентами, что можно только диву даваться устойчивости психической структуры и тяги к жизни у последних. Часто совершенно невозможно понять о каком пациенте идет речь, т.к. супервизия демонстрирует только проблемы возможно будущего терапевта. Что это за процесс профессионального становления? Идентификация чего с чем? Такое начало порождает закрытость к собственному бессознательному, а значит, это уже идентичность в иной профессии. «В центре психоанализа находится его фундаментальная концепция, говорящая, что наши действия и переживания в наибольшей степени испытывают на себе воздействие бессознательных влечений, желаний и фантазий, имеющих своё происхождение в прошлом и совершенно бессознательно взаимодействующих с внешней актуальной ситуацией в реальной жизни». Из этого следует, что нам недостаточно просто верить, что бессознательное существует, и у нас в том числе. С ним следует познакомиться поближе.
Тенденция называть психоанализом все, что им не является, представляется компенсаторной. Мы говорим людям: вы будете психоаналитиками – это не сложно: нужно заплатить денег, прослушать курсы, сдать экзамены (что не является проблемой) и пролежать 100 часов на кушетке, причем результаты лежания не учитываются. Чем не дикий анализ. Далее, если Вы хотите влиться в сообщество, Вы должны посетить 100 часов супревизий. Не было ни разу что бы в результате этого человек не получил сертификата. Что это? В России все Ломоносовы от психоанализа, или есть иные причины. Одной, не главной причиной, как мне представляется, является чувство вины за собственное несовершенство со стороны членов Тренингового Комитета – не судите, да не судимы будете. Другой, более существенной, я вижу расхождение профессиональной идентичности группы (НФП) и индивидуальной. Группа хочет стать больше, сильнее, влиятельнее. Естественно, что приток людей воспринимается как благо, особенно в начале процесса образования, дефицита. Одним из способов привлечения новых членов является декларируемая простота освоения профессии.
Теперь рассмотрим, что же происходит с индивидуальной идентификацией у тех, кто всерьез начинает практическую работу. Я постараюсь показать это с точки зрения супервизора. Мы можем наблюдать следующее: для тех, кто уже достиг 4 или 5 степени профессиональной идентификации (т.е., как определяет Каслоу [1], прошел первую – возбуждение и тревога - от начала обучения до первой встречи с клиентом; зависимости и идентификации, когда он начинают понимать, свое влияние на пациента, однако испытывают недостаток уверенности в себе и страх навредить; третью стадию, характеризующуюся появлением доверие к себе как терапевту, а пассивное следование за супервизором сменяется попытками самому определять стратегию работы профессионального становления. Четвертая стадия начинается, когда возникает понимание, что терапия работает и специалист начинает воспринимать себя как психотерапевта, начинается настоящая идентификация с супервизором, и интернализация на следующей) наиболее сложными и инертными местами в работе, является видение невроза контрпереноса. Это понятие, предложенное Литтл, Тауэром, Раккером и др. определяется таким образом, что разбуженные конфликтные реакции аналитика являются катализатором эмоционального понимания трансферного невроза и, что «если аналитик рано или поздно не станет эмоционально вовлечен таким образом, каким он не намеревался вовлекаться, то анализ не придет к успешному завершению [цит.по 3]. На практике это выглядит так, что терапевт длительное время не в состоянии увидеть себя находящимся на сцене внутреннего конфликта пациента и увлеченно участвующего в мизансцене, тем с большим энтузиазмом, чем это сильнее перекликается с его собственными проблемами. Сложность видения сопряжена с недостатком тренингового анализа. При пролонгированной индивидуальной супервизии, супервизорская пара вынуждена иногда подходить к самым границам индивидуальной терапии, почти нарушая их в обозначении проблем терапевта. Это становится необходимым т.к. без этого не происходит обучение и профессиональное становление аналитического терапевта, как специалиста, имеющего возможность за счет своего понимания собственных внутренних процессов создавать картины внутренней жизни пациента, с одной стороны давая ему столько места, сколько ему потребуется, а с другой не путая содержание собственной психики и психики пациента. Не раз и не два приходилось слышать такого рода реплики супервизантов: «начиная с такой-то сессии, пациент стал совершенно другим». Изменился, разумеется, терапевт, вышедший из своей роли и восстановивший аналитическую идентификацию. Очевидно, что длительный тренинговый анализ не панацея от проблем с контрпереносом, однако, чем он качественнее, тем в большей безопасности находятся наши пациенты и мы сами.
. Собственная супервизорская подготовка дает мне аналогичное видение. Два моих супервизора, которым я чрезвычайно благодарна, дали мне разительно различающийся опыт. Первый заставил увидеть и понять многие проблемы техники и диагностики (то, что обычно является предметом пристального внимания на первых трех стадиях профессионального роста), но как только дело дошло до вышеозначенных фаз профессионального становления, совместная работа зашла в тупик. «Это - Ваш контрпернос». Где это, что это, как это понять и как к нему подобраться. Другой супервизор мог задать один вопрос, например, зачем вы это сказали? Через некоторое, иногда весьма продолжительное, время мне удавалось понять свою мотивацию, а следом и рисунок отношений с пациентом, и, если повезет, разделить свои собственные и им навеянные проблемы. Сказывалась все та же недостаточность личной терапии.
В поисках собственной идентичности, я прочитала свой диплом, написанный уже почти 10 лет назад и посвященный первому опыту работы с пограничным пациентом. С тех пор в моем профессиональном мире произошло множество событий: тысячи часов практики, собственных и проведенных мною супервизий, несколько сотен часов собственной терапии, прочитаны курсы, написаны статьи и т.д. Я взялась читать его с некоторой настороженностью, с ожиданием стыда, за детский лепет. Диплом читался как, текст, который, за исключением некоторых деталей, мог быть написан мною и сегодня. Пораженная этим открытием, я стала читать курсовую работу первого курса, в которой я исследовала образ Обломова, с точки зрения недавно полученных, разрозненных психоаналитических знаний. И опять ничего предосудительного (со своей, естественно, субъективной, позиции) не обнаружила. В обеих работах были спорные, наивные или оставшиеся без ответа вопросы. На некоторые, из которых я сегодня смогла бы ответить. Многие суждения с позиции сегодняшнего дня были бы более отчетливыми, наполненными пониманием психологических механизмов. Я обратилась к коллегам и услышала, что многие из них имеют сходные наблюдения. Можно предположить, что человек, получающий психоаналитические знания представляет собой подобие сосуда, имеющего отчетливую форму: общее образование, духовные ценности, превалирующие мотивы общения с людьми и мотивы для занятия терапией, склад мышления и т.д. То, что может поменяться, так это открытость к бессознательному, возможность понимать детали, психические механизмы и управляться с контрпереносными чувствами, т.е. получение психоаналитических знаний – это содержимое сосуда. Что же произошло за эти 10 лет, в чем собственно состояла профессиональное становление, если общий абрис остался прежним? Я стала вспоминать себя в процессе работы с той пациенткой. Воспоминания оказались весьма полярными: была и радость открытий, но и много тяжелых переживаний, углубляться в которые я не намереваюсь, но достаточно ясно вижу, как перенос пациентки уводил меня в собственные нацистические и депрессивные переживания. Все та же узнаваемая область собственного бессознательного и бессознательного пациента. Все та же проблема: личная терапия как неотъемлемая составляющая начала работы. Этот вывод окрылил меня, и я увидела не только дистанцию огромного размера, но и бесконечные перспективы личного роста.
Сотрудникам, выпускникам и студентам старших курсов, имеющим клиническую практику, была предложена анкета, в которой задавались следующие вопросы: 1. Считаете ли Вы прохождение личного анализа необязательным, желательным, необходимым в количестве: 100, 200, 300 и более часов. 2. Менялись ли Ваши представления об этом с течением собственной практики? Если да, то каковыми они были в начале обучения: необязателен, желателен, необходим в количестве 100, 200, 300 и более часов. 3.Если изменения в представлениях произошли, то за счет чего:
клинической необходимости, интереса к собственному внутреннему миру, другое. И некоторые другие вопросы. Статистической обработки не потребовалось. Подавляющее большинство специалистов, имеющих практику, считает необходимым прохождение личной терапии в количестве более 300 часов, причем эти представления могли меняться под воздействием клинической необходимости и интереса к своему внутреннему миру в сторону увеличения часов и большего понимания ее необходимости (т.е. от желательно к необходимо) Всего было опрошено 32 человека, стаж практики, которых колебался от полутора до 11. В виде тенденции можно отметить, что специалисты с меньшим стажем имели представление о необходимости анализа большей длительности в начале обучения чаще, чем те, кто учился раньше. Можно сделать предположение, что внутри группы (НФП, институт) среди людей серьезно ориентированных на клиническую работу, начинает формироваться более аналитическое представление об анализе, чем официальное мнение - нормативы. Существующие нормативы соблазняют и обманывают тех, кто хочет войти в трудную профессию легко, либо вводят в иную, оставляя лишь название. Представляется, что на лицо естественное расщепление. Основная мысль, которую я бы хотела предложить для обсуждения – последовать за этим расщеплением в психоаналитическом образовании в рамках НФП. Возможно, что разделение нормативов могло бы ликвидировать многие существующие противоречия и дать возможность бесконфликтного развития психоаналитически ориентированной и психоаналитической терапии.
Второе, на что я хотела бы обратить внимание, необходимость более профессионального подхода к образованию в рамках НФП. Воспользуюсь еще раз цитатой из Сандлера. Он пишет: «Вопрос о стандартных критериях отбора студентов и обучения является решающим... Очень трудно предсказать последствия от ожидаемого нами большого прироста плохо обученных или самозванных психоаналитиков. Подобного рода «специалисты-практики» с порядочно разрозненными, а часто так и искажёнными знаниями психоанализа представляют для нашей науки наибольшую угрозу в будущем. Нам ещё придётся убедиться в этом» [2].

Литература.
1.Kaslow, F. W. (Ed.) (1986). Supervision and training. Models, dilemmas, and challenges. New York: Haworth.
2.Sandler J. Streeck U./Werthmann H.-V. (ed.) Herausforderungen für die Psychoanayse (Diskurse und Perspektiven). Verlag J. Pfeiffer, Мюнхен, 1990
3.Smith H. “Countertransference, conflictual listerning”. J. Amer. Psyhoanal. As. 2000, 48\1, 95-128.